БИБЛИОГРАФИЯ АЛЕКСАНДРА ВЕРИНА
Коллективные сборники:
Стихотворения Александра Верина печатались также в омских, новосибирских, уральских, ханты-мансийских журналах и газетах. Двухтомник «Возвращаются журавли» выставлен на официальном сайте Правительства ХМАО-Югры. Произведения поэта изучаются в ряде школ Новосибирска и области, Югры. Имеются в Государственной библиотеке Российской Федерации.
|
СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮТрудно найти тот конкретный момент в моей биографии, когда слово стало для меня жизнью, судьбой. Видимо, это было предопределено с самого дня моего рождения. Родился я в тихом, интеллигентном, чистом и зеленом Омске в 1949 году – через 150 лет после моего великого тезки Пушкина, в те же майские (только по новому стилю) дни. И это совпадение для меня знаковое, обязывающее к тщательности в работе над стихом, к приверженности к классическому стилю, ответственности перед читателем и перед Отечеством (это главный пушкинский завет всем русским стихотворцам). Мне не было и трех лет, когда бабушка, у которой мы снимали квартиру, привела меня в церковь. То была первая, самая яркая, на всю жизнь встреча со Словом. Слово это звучало басом диакона, лилось высокими светлыми голосами невидимых певчих, и я, задавленный толпой взрослых, видевший только над собой, был весь окутан потоком света из-под купола храма и потоком ещё непонятного, но волнующего и захватывающего слова. Года в три – это было уже в Абатске (есть такой городок в Тюменской области, на реке Ишим) мама повела меня в библиотеку. Ясно помню старые ели, окружившие потемневший от времени деревянный двухэтажный дом с крутой резной лестницей, и – тишину, полушёпот, полувздохи читателей. В этой благоговейной тишине мама что-то тихо говорит библиотекарю, и та приносит нам большую книгу. То был ершовский «Конек-Горбунок». Caм уклад жизни нашей семьи, когда мать весь день проводила в школе, а отец пропадал в бесконечных командировках, частые переезды с места на место, отчего я не успевал заводить настоящих друзей, – привязывал меня к книгам. Для меня было праздником, когда в магазин привозили новинки. Однажды – кажется, всё в том же Абатске, – я поднял половицу в сенках и через находившийся под ними курятник в валеночках ушёл по грязи в книжный. Мама приходит из школы – дом на замке, а сына нет. У неё сердце упало, и тут я – сияющий: «Книжки привезли!» Из-за нашего кочевого образа жизни у нас был минимум вещей, в том числе и книг – только необходимые учебные пособия с образцами классики и весь Пушкин. Его сказки, а также «Генерала Топтыгина», «Деда Мазая», «Бородино» я знал наизусть лет с 3 – 5. Нетрудно догадаться, что русская классика вошла в мою кровь естественно, и даже если бы судьба сложилась иначе и я бы провёл бóльшую часть жизни в городе, всё равно поэтическая моя тема осталась бы традиционной – природа и в ней человек. Первый поэтический позыв случился после запуска нашего спутника к Луне. Но вышло что-то наивное, восторженное и неумелое. И где-то в году 1963-м, готовясь к футбольному сезону (я тогда уже играл за юниорскую сборную Колывани – это старинный городок у Новосибирска), я – неожиданно для себя – сочинил «Футбольную песню». А через некоторое время, копируя в одиночестве Маяковского (ещё одно увлечение – театром), неожиданно экспромтом стал декламировать под него. И вдруг почувствовал – началось! С того дня я уже не знал покоя. Настойчиво и беспрестанно во мне бродили, толкались, складывались в рифмованные строчки слова. Это было чудо и наказание. Первые опыты проводились на одноклассниках, на которых я писал эпиграмму за эпиграммой. Так что вскоре к славе школьного беллетриста прибавилась и слава школьного поэта. Но всё это больше походило на игру. Серьёзное началось с приходом в нашу школу молоденькой литераторши Светланы Афиногеновны. Она засыпала нас современной поэзией, а узнав про мои поэтические опыты, предложила мне приготовить выступление о Сергее Есенине. В те годы Есенина только стали воскрешать в советской литературе после долгих лет запрета. Книги его были великой редкостью. И вот я в читальном зале районной библиотеки открываю единственный сборничек «Избранное». И с первых же строк сердце моё трепещет, а душу рвёт на части! Бог мой! До чего здорово! Какая искренность, какая образность, какая пластика, какое проникновение в глубины русского слова и русской жизни! Я читал маленькую голубую книжицу как во сне. И чем дольше я читал, тем яснее становилось, что душа нашла душу. И отныне я знал, для чего и во имя чего буду писать стихи. Но, хотя мне и выдавали благожелательные авансы и в литературном объединении в Омске, куда я вернулся для учебы в институте, и знаменитый сибирский поэт Елизавета Константиновна Стюарт, у которой я был в семинаре в 1976 году (то был представительный семинар молодых литераторов Сибири и Дальнего Востока), хорошо отзывалась о моих стихах, мне так и не удалось издать ни одной книги. Готовый к печати сборник надолго лег в стол (на читательской конференции умудрился покритиковать стихи одного новосибирского литчиновника, что не осталось безнаказанным). Но я не забросил поэзию. Просто на первый план вышла журналистская обязанность перед людьми и Родиной, а стихи писались в редкие минуты душевной раскрепощённости. Они заменяли мне рисование, в котором я также пытался выразить очарование жизнью и землёй. И вдруг всё рухнуло – не в силу исторической необходимости, как сегодня утверждают разрушители Великой, хотя и не совсем здоровой, Советской страны. Человеческие пороки – корысто- и властолюбие, демагогия, ложь правящей верхушки и извечное презрение к Отечеству недалёкой умом нашей интеллигенции – они оказались сильнее нравственности и наивности остального народа. Только у одного представителя верховной власти – Владимира Путина – достало мужества и честности (чести) назвать развал Советского Союза величайшей трагедией ХХ-го века. Все прочие, захватившие первые места у халявной кормушки, которая прежде называлась "общенародная собственность", разворовавшие созданные пóтом, но больше кровью народа эти несметные богатства, до сих пор бесцеремонно болтают о какой-то демократии и свободе, как будто бы "демос" и вправду получил их. Иудино время! Нет, совсем не случайно самая продуктивная моя поэтическая пора началась на рубеже XX –XXI веков, когда любимая Россия оказалась в великой беде. Совесть и генетическая память – в моих предках Верины-варяги и Ратниковы-крестьяне – не позволили смириться с окончательной гибелью и осквернением страны, которую они создали, сделали сильной, которую они отвоевали в многочисленных битвах. К тому же, после захвата СМИ этими самыми разрушителями России, журналистская моя судьба практически закончилась. Осталось одно средство борьбы – поэзия. И мои читатели сделали возможным публикацию моих книг, выход их к оскорблённым и оболганным, давая им силу сопротивляться злу. В 2005 году я переехал из Новосибирска в Ханты-Мансийск – город, который в раннем детстве спас меня от голодного истощения, – я увидел здесь, что Россию можно спасти и возродить. Древняя Югра – суровый северный край – в отличие от большинства других регионов России развивалась экономически, но главное – духовно. Здесь можно поверить в возрождения всей страны. Здесь в моих стихах вновь зазвучали светлые нотки. Сегодня я на пенсии – так это странно и… неожиданно. Первое время ощущал себя пулей, остановленной на лету. Прескверное чувство, поскольку в России человек, вышедший на пенсию – это выпавший из общества тип, до которого уже нет дела. Сказать сегодня «вышел на заслуженный отдых» – лукавство, эта фраза из советских времён, а нынешние пенсионеры не отдыхают, они стараются выжить. Поэтому с радостью взялся я за новое дело – восстанавливать в Колывани памятники, прежде всего, – Чаусский острог, с которого много чего в нашей Сибири началось. Рад буду, если молодые проявят к местам моего детства и юности интерес, познавая историю, в которой много интересного, полезного и загадочного. И по-прежнему пишу, встречаюсь с читателями. Готовлю новые сборники. Я хочу, чтобы люди, которых люблю и за которых страдаю душой, обрели веру, надежду и любовь и через мои стихи, мои рассказы. Как наследник славы варягов я чувствую особую ответственность за судьбу Россию, за чистоту её истории, языка, культуры. И я верю, что нынешнее народное уныние, бессилие перед оккупацией западной примитивной масс-культуры, перед идеологией «человек человеку – волк» – это временное. Верю, что политика духовного, а затем и физического уничтожения Руси, которую пока ещё успешно реализуют традиционные наши враги с помощью наших «полупросвещенцев», как назвал либерально-ущербную «интеллигенцию» великий Пушкин, – обречена на провал. В самом деле – уничтожить древнейшую культуру, древнейший и совершеннейший на Земле язык – невозможно. Как невозможно закатать асфальтом ростки дерева – они всё равно пробьются к солнцу! Александр ВЕРИН * * * Я помню: отшумела вьюга, Остался только шорох звёзд И свет луны во всю округу, Да лёгкий, как весной, мороз. Зима щадила нас и сильных Не насылала холодов. И опадал беззвучно иней С отяжелевших проводов. Уснуло всё. Нигде ни звука. Село молчит и дом молчит. На кухне – летний запах лука И чуть дрожащий свет свечи. И карандаш. И лист тетрадный. И слово к слову льнёт опять – О, как же мне сейчас отрадно Те ночи детства вспоминать! Тогда в мерцанье тусклой свечки И под волшебный лунный свет Учился я науке вечной, Учебника которой нет. Учился я искусству слова. И я – прилежный ученик — Ему учусь и вновь, и снова, Но всю премудрость, не постиг. Моя работа бесконечна, В ней передышки малой нет! ...И всё горит на кухне свечка, И всё струится лунный свет... 1975 г. * * * Не за горами, не за тихим долом Остался тот приютный уголок, Где отроком беспечным и весёлым Шагнул я за родительский порог. Они меня в слезах не провожали, Как будто снова в школу я пошёл. А я-то шёл в неведомые дали, Шёл в самую тяжёлую из школ. Курил отец цигарку за цигаркой, И у печи стояла тихо мать, Но было мне тогда совсем не жалко Гнездо своё родное покидать. Душа рвалась в неведомые выси, И без оглядки я вперёд шагал. Но и уйдя, заботливые письма Родителям я редко посылал. Я знал, что всё равно однажды в гости Приеду к ним – обнять и рассказать. И вот приехал. Только на погосте Давно лежат мои отец и мать. А в доме нашем – жители чужие, И оттого и сам он стал чужим. О, детские места, места родные, Зачем от вас так глупо мы бежим? Я жизнь прошёл, как длинную дорогу, Ища того, чего нельзя найти За стареньким родительским порогом – На самом увлекательном пути. Не за горами, не за тихим долом – Меня ждал тот приютный уголок, Где был и молодым я, и весёлым, Куда пришёл я стар и одинок. 1 июня 2004 г. |
|
|
|
|
© Verin-Al-An |